10.01.–14.03.2023. Москва. Вадим Гущин. «Предметы»

// Текст и фото предоставлены организатором выставки //

Галерея классической фотографии представляет выставку Вадима Гущина «Предметы».

В экспозицию вошло более тридцати фотографий из различных серий, снятых автором в 2000-х годах: «Библиотека» — 2000 г., «Гипс» — 2001 г., «Архив» — 2002 г., «Пластик» — 2004 г., «Хлеб» — 2004 г., «Папье-маше» — 2007 г., «Библиотека» — 2007 г., «Манускрипты» — 2008 г., «Упаковка» — 2008 г. Все серии — это черно-белые фотографии, винтаж.

Очевидно, что с изменением ситуации в мире и стране, произведения любого автора начинают восприниматься через призму настоящего. Если автор не созвучен новой реальности, он смотрится архаично. Произведения Вадима Гущина звучат свежо, словно были созданы сегодня, хотя сняты и напечатаны автором десять-двадцать и более лет назад.

Вот, например, что пишет о произведениях Вадима Гущина историк фотографии Михаил Сидлин:
«Есть парадоксальный эффект у предметной съемки. Казалось бы, она документирует реальность. То есть представляет вещи равными самим себе. Но на деле, для этого она выносит вещи за пределы их обычного контекста. То есть ставит каждый отдельный предмет в метапозицию по отношению к реальности. И чем лучше сделана эта съемка, чем точнее воспроизведена вещь, чем больше формат, чем лучше объектив, тем в большей степени вещь отчуждена от своего привычного бытия. Будучи сфотографированными, вещи поднимаются над самими собой.

Фотография превращает вещи в образы вещей. Возникает вопрос о цели. В рекламе она очевидна: возвышающий образ предмета способствует продажам. В авторском пространстве Вадима Гущина промышленные предметы превращаются в скульптуры. И каждая из этих скульптур свидетельствует о своем истоке — Вселенной Малевича».

«Под супрематизмом я понимаю приоритет (супрематию) чистого ощущения в изобразительном искусстве. С точки зрения супрематиста, явления предметной природы как таковые не имеют значения; существенным является лишь чувство как таковое, совершенно независимо от окружения, в котором оно было вызвано», —Казимир Малевич.

Вадим Гущин: «Я — художник. Т.е. я позиционирую себя как художник в большей степени, чем фотограф, хотя, конечно же, я тоже и фотограф, поскольку то, что я делаю, является фотографией».

Искусствовед Ирина Чмырева: «На Западе уже давно любой автор — artist, художник. Уже потом уточняют: этот художник работает в живописи, а этот — в фотографии, третий — скульптор, четвертый кинематографист или поэт. Таким образом, определяется природа занятий человека — искусство, а уже потом уточняется род его занятий. Фотограф — название родовое, важное для художника. Но так же, как язык — больше, чем занятия поэта, так и границы фотографии раскинулись гораздо шире, чем возможна деятельность одного фотографа, одного художника. Репортеры в фотографии предпочитают называть себя фотографами. Но всякий, кто конструирует свое сообщение, прежде, чем взвести затвор камеры, — художник. Художник, который занимается фотографией.

В 1980-х в Москве впервые были представлены произведения Вадима Гущина. Вещи, с которых он начинал, казались фотографическими парафразами голландских натюрмортов, для них текст — в виде подписи автора — был неотъемлемой частью, правильным пятном в композиции. Уже тогда было понятно, насколько точным хочет быть художник в своих фотографиях. В фотографиях того времени соединились идея “умирания живой натуры” — умирания, растянутого во времени, фиксация момента смерти (как это было в голландских натюрмортах) и осязаемое присутствие фотографического медиа — царапанных пластинок, мусора, осевшего на поверхность негативов — всех тех “шумов”, которые сопровождают архивную печать со старых негативов, где отсутствует ретушь, авторские ухищрения фотографа-печатника. Вот вам объект, зафиксированный когда-то — вот вам имя и дата фотографа, заархивировавшего это изображение — вот вам фотография.

Тогда казалось, что в этом “надписывании” своих изображений скрыта лишь желание “эго” фотографа быть проявленным. Но со временем стало ясно, что речь идет о сугубой архивации, о фотографии “человека в футляре”, в жизни — библиотеке — архиве которого все должно быть разложено по полочкам.

Успеху фотографа Гущина в Германии хочется с легкостью приписать соответствие его фотографии немецкой педантичности, но куда же в этом построении спрятать немецкие романтизм, философичность? С фотографиями Гущина все-таки несколько сложнее разбираться, чем кажется на первый взгляд. Его снимки — фиксация предметов. Но лед фиксации предмета растапливается самим присутствием света. Его субстанция в черно-белой фотографии сложно определяема в категориях тепло-холодности, но в фотографиях Гущина даже свет уже становится неким присутствием, личностным, интонационным — в рамках холодности идеи архивирования предмета…»

В интервью Татьяне Данильянц на вопрос о новизне в творчестве Вадим Гущин сказал следующее:
«К середине 90-х годов можно с уверенностью говорить, что все комбинации формальных приемов (которых ограниченное количество), как внутри фотографии, так и в работе с фотографией, полностью отработаны. Кроме того, тематическая новизна тоже сомнительна. Она возможна разве только в научной фотографии. Это все вкупе неимоверно осложняет работу автора, претендующего на новизну, но в то же время, раскрепощает, поскольку освобождает его от потуг на пресловутую новизну, направленную только на себя саму.

Я склонен думать, что потребность новизны — это естественное состояние всякого художника, которое присутствует во всем его жизненном укладе. Разве стремление не быть похожим на другого не есть следствие потребности в новизне? Поскольку нам не доступны новейшие технологии, за счет которых может быть достигнута сейчас какая-то координальная новизна, наши фотохудожники вынуждены углублять тему, искать новые взаимосвязи (внутренние, а не внешние) как бы внутри сюжета. Мне кажется, что если бы новейшие технологии и были бы нам доступны, очень немногие прельстились бы ими, поскольку не это главное. Личностное начало, присутствующее в отпечатке, неизбежно влечет за собой новизну контекста подачи. Интуиция в постижении собственной проблематики предполагает построение своей, существующей только в воображении, специфической системы соотношений, которая неизбежно должна отличаться хотя бы на йоту от всего сделанного прежде, иначе это оказывается банальной компиляцией. Можно брать любой формальный прием, но использовать его нужно, только вдохнув в него свой смысл, поместив в свою художественную систему и так до бесконечности, покуда тебе самому это интересно».

Куратор выставки — Олег Арнаутов.

Следите за новостями на странице Foto&Video во «ВКонтакте».